— Антон, осторожно, не дави Байкала, — голос Стаса прозвучал резче, чем он планировал.

Трёхлетний мальчик не отреагировал. Он лишь крепче прижался к огромной немецкой овчарке, уткнувшись лицом в густую шерсть. Серые пижамные штанишки с жёлтыми машинками смялись на коленях, а крошечные ручки крепко сжимали собачью шею.

Байкал не двигался. Только кончик хвоста ритмично ударял по дивану — спокойно, уверенно, будто именно здесь, в детских объятиях, ему было уютнее всего на свете.

— Опять то же самое, — устало выдохнул Стас, потерев виски.

Из кухни появилась Ира. Волосы собраны в небрежный пучок, под глазами тени от недосыпа.

— Крик не поможет, — тихо сказала она. — Только напугаешь.

— Он должен спать в кровати, Ира. А не прилипший к собаке, — раздражённо бросил Стас.

— Может, кровать для него пустая без Байкала, — мягко ответила она. — И без меня тоже.

Стас бросил на жену короткий взгляд, но промолчал.

Гостиная была похожа на поле боя — игрушки под столом, неубранная посуда, счета и письма на подлокотнике дивана. Ира подняла один конверт, нахмурилась и положила обратно.

— Антош, давай в кроватку, — попытался мягко сказать Стас.

— Нет, — пробормотал мальчик в собачью шерсть. — Я с Байкалом.

Ира опустилась рядом, осторожно коснулась плеча сына.

— Родной, папа прав. Пусть Байкал лежит рядом, а ты спи в кроватке.

— Нет! Мама говорила — с Байкалом тоже! — выкрикнул Антон, вцепившись сильнее.

Байкал лишь прикрыл глаза, словно соглашаясь.

— Ты его избаловала, — резко сказал Стас. — Он должен привыкать к нам, а не к собаке.

— Не смей так говорить! — вспыхнула Ира. — Если бы не Байкал, он бы вообще не спал! Думаешь, я не вижу, как он держится за него, как за последнее, что осталось от матери?

Воздух сгустился. Стас отвёл взгляд и тихо прошептал:

— Ты не мать, Байкал.

Собака тихо вздохнула и лизнула лоб ребёнка.

Так проходили дни и ночи — с ссорами, усталостью и неизменным «Я сплю с Байкалом».

— Пять минут и спать, ладно? — устало уговаривала Ира.

— Мама сказала — береги Байкала, — ответил он.

Эти слова ударили, как нож. Ира побледнела, Стас опустил голову.

— Пусть будет, — буркнул он, хлопнув дверью спальни.

Позже, лёжа в темноте, он сказал почти шёпотом:

— Он выбирает собаку, Ира. А не меня.

— Может, потому что собака никогда на него не кричит, — тихо ответила она.

Стас не нашёл, что сказать.

Через две недели на город обрушился ливень. Ветер выл в трубах, дождь бил по стеклу. Ночью Стас проснулся от странной тишины. Ни шороха, ни дыхания, ни цокота когтей.

Он вскочил и побежал в гостиную.

Антон и Байкал лежали вместе — как всегда. Мальчик обнимал собаку, прижавшись к её шее. Но их груди не двигались.

— Антон?.. — голос дрогнул.

Тишина.

— Ира! — крик эхом прокатился по дому.

Жена вбежала, лицо побелело.

— Нет… Господи, нет!

Стас тряс мальчика, потом собаку. Безрезультатно.

— Вызывай скорую! — сорвался он. — Он не дышит! И собака тоже!

Сирены заполнили улицу. В дом ворвались медики.

— Ребёнок без сознания! Вероятно, отравление! Собака… тоже пострадала!

Антон судорожно вцепился в Байкала, даже без сознания не отпускал. Руки пришлось разжимать силой.

— Маску! Быстрее! — крикнули врачи.

— Пульс есть! Слабый, но есть! Везём!

— А собака?! — закричал Стас.

Фельдшер только покачал головой.

В больнице всё стало ясно.

— У мальчика тяжёлое отравление угарным газом, — объяснил врач. — У вас газовый обогреватель у дивана?

Стас кивнул, побледнев.

— Произошла утечка. Они надышались. Судя по всему, собака легла ближе к источнику и приняла удар на себя. По сути, она заслонила ребёнка.

Слова будто ударили молотом.

Байкал умер, спасая сына.

Позже врач тихо сказал:

— Мы сделали всё, что могли.

Ира закрыла лицо руками. Стас подошёл к телу Байкала, прикрыл глаза и прошептал:

— Он любил тебя больше, чем я смог. И теперь мой сын жив благодаря ему.

На рассвете Антон открыл глаза.

— Где Байкал? — прохрипел он.

Ира села рядом.

— Он спас тебя, родной. Он был самым храбрым.

— Приведи его… пожалуйста.

Стас обнял сына, едва сдерживая слёзы.

— Он теперь на небе, Антон. Но всегда будет рядом.

Они плакали втроём — за того, кто отдал жизнь, не колеблясь ни секунды.

Прошли годы. Антон вырос, но в каждом его рисунке была собака.

Иногда, в грозу, он всё так же смотрел в угол, где когда-то стоял диван, и тихо говорил:

— Байкал бы не испугался.

Стас хранил старый ошейник в гараже. Иногда доставал его ночью и шептал:

— Спасибо тебе, друг.

Нового пса в доме так и не появилось. Не потому что не хотели — потому что знали: заменить Байкала невозможно.

Он был не просто животным. Он был любовью, верностью и доказательством того, что сердце собаки порой чище, чем у человека.

И когда кто-то спрашивал Антона, почему у него нет питомца, мальчик неизменно отвечал:

— У меня был самый лучший. Он отдал мне жизнь. Другого не нужно.